|
ПОСЛЕ КРЕЩЕНИЯ |
|
Я – мера всему, имею суждения, знаю, когда и что говорить. Стараюсь все держать на контроле и все организовывать. Всегда была уверена в своих достоинствах, но 18-летняя дочь крестилась и смутила меня. В 45 лет я тоже крестилась, из любви к дочери и уважения к культурной традиции народа. В Оптину Пустынь поехала, так как это принято и монастырь знаменитый: в нем бывали многие великие писатели. В первый раз мне понравилась тишина, красивая природа, сосны, сосновый запах. Батюшки приветливые. Уютно, спокойно. Но что за потрясение пришлось мне пережить! Во время исповеди священник начал меня бить кулаком! По плечам, по спине, по голове. Не больно, но увесисто, словно пыль выбивал из изделия, поеденного молью. При этом он говорил что-то ласковым голосом. Я была ошеломлена настолько, что могла только плакать, закрыв лицо руками. Отошла от батюшки, и вдруг волна радости заполнила сердце. Какое-то неожиданное огромное счастье случилось со мной. Все вокруг стало таким любимым и близким, дорогим. Такая радость была на душе. Что-то лишнее было во мне, и батюшка вытряс это из меня своими кулаками. Во второй раз мы были вдвоем. Мне очень хотелось пойти на дальний святой источник. Собралась группа женщин, взяли благословение у священника и пошли. Среди нас была женщина по имени Лариса. С первой минуты нашего похода она начала нас организовывать и все контролировать, давать свои пояснения, показывать, учить. Ее голос не умолкал ни на минуту. Иногда она забегала вперед и шла к нам лицом и спиной к цели нашего пути. Невозможно было сосредоточиться на молитве, невозможно было рассмотреть дивную весеннюю природу, надышаться этим обилием прозрачного прохладного воздуха. Поднималось раздражение. И вдруг я увидела, что она ведет себя так, как обычно веду себя я, стараясь быть во главе любого мероприятия. Как же мне стало стыдно за себя. Я перестала видеть и слышать Ларису. Мне было о чем подумать. Во дворе монастыря стоял отец Илия в окружении группы паломников. «Как бы хорошо было его сфотографировать», – пришло мне в голову. И я стала думать, как это сделать: надо попросить паломников расступиться, нет, лучше самой протиснуться, нет, надо подождать, когда он пойдет, но нельзя же без благословения. И я терялась, не зная, как поступить. В это время я стояла за людьми, и невозможно было даже надеяться подойти. «Батюшка, можно Вас сфотографировать?» – взмолилась я из-за мощных мужских спин. И вдруг! Старец тихонько прошел сквозь толпу и стал в сторонке. Я сфотографировала. У меня хранится эта дивная фотография. Но как же мне было стыдно за свою суетность, дерзость, за свой эгоизм. Как посрамил меня батюшка своим бесконечным смирением, кротостью. У входа в храм встретился батюшка и говорит: «Вы верующие?» Нам так понравилось, что он отличил нас, заинтересовался нами, обратился к нам. И мы стали ему поспешно объяснять, что мы ищущие. «Значит, неверующие», – заключил батюшка и прочел нам короткую и ясную проповедь о вере. Это тоже было очень приятно, но меня задело замечание, что мы неверующие. Эта мысль осталась в голове, постоянно возвращаясь в разных обстоятельствах жизни. Церковные службы, молебны, исповеди и причастие все больше обращали меня от внешних впечатлений к собственному внутреннему миру. «В себя ли заглянешь, там прошлого нет и следа: и радость и муки, все так ничтожно». Становилось понятно, что мера всему не я, что суждения мои поверхностны, что говорю я легкомысленно и невпопад. Начался разлад с собой, неудовлетворенность, неуверенность. Судорожно цеплялась я за свои «достоинства» и уже не находила в них опору. Так я в третий раз поехала в свою любимую, уютную Оптину Пустынь. Здесь надо было определить свои истинные достоинства и вернуть себе уверенность. Шесть дней подряд утром и вечером я ходила на исповедь. И каждый раз у меня накапливались новые и новые грехи, некоторые повторялись, и я тащила их за собой изо дня в день. С ужасом я убеждалась, что избавиться от них не могу. Чем дальше шли дни, тем меньше думалось о «достоинствах». Меня поражало это обилие увиденных грехов. Вечером шестого дня на исповеди я не могла говорить, душили слезы. Молчала и рыдала. Высокий священник неслышно стоял рядом. Когда я смогла говорить, то спросила: «Неужели во мне нет ничего хорошего?» «Конечно, ничего, – ответил он тихо и серьезно. – Все в нас дурно, что от себя, и все хорошо, что от Господа». Наступил последний день моего пребывания. Закончилась утренняя служба. Я причастилась, вышла из Введенского храма и шла по дорожке к воротам. С двух сторон дорожки было много цветов, и я смотрела на них. В голове не было ничего, кроме этих желтых цветов. В этой тишине внутри меня произошло какое-то замешательство. Стало тихо-тихо и спокойно. Развалились, раскололись, пали глыбы сомнения, и наступила несомненность. Нет никаких «моих» достоинств. Все в руках Господа. Никто, кроме Господа, не может мне помочь. Он мера всему. Он держит. Это Он привел меня сюда, это по Его великой милости пролила я горючие слезы. И я в полной от Него зависимости. Господи, Слава Тебе! Лидия БИРЮКОВА,
|
