|
Эссе Петь хочется... Снилось мне, что стою я в начале Рая и пою. А передо мной гряды холмов, каждый из которых увенчан, как диадемой, дивной и невиданной на Земле церковью. И море, золотистое и сверкающее, льнет слева к холмам. И сам я стою на холме, покрытом крупными разноцветными цветами. А в воздухе порхают маленькие ангелы, и они светятся, как звезды, на темно-синем небе. А вдали громадные ангелы подпирают небосвод и улыбаются всему миру. Пою, и так хорошо выходит, что я сам себе говорю: «Ну, вот Бог и дал мне это счастье – петь Ему!» И так мне приятно, что Он так вспомнил обо мне. И голос мой несется над холмами и морем и долетает до великих ангелов. И оказывается, эту молитву все знают, и вдруг все подхватывают, и весь воздух проникается мелодией, как белым свечением, которое, как пламя распаляет угли, распалит и главы храмов, и море, и золотых ангелов, и мое сердце, которому становится так радостно, как в детстве на руках у отца. Но вот запевают другую радостную молитву, и все смеются и улыбаются друг другу, подстраиваются, и снова хор льет слова любви к Господу. Ага, – думаю, – так вот как можно в Раю проводить время, вечно не утоляясь при полном сердце. А сердце, как и на Земле, от полноты вдруг решило заплакать. Как вдруг душа, раз – и выскочила из тела и, проколов синее небо, поднялась еще выше. А там, как в светлом сияющем облаке, двигаются святые, которых из-за света едва можно различить. И видны какие-то диковины: не то город, не то сад или что-то вообще невообразимое. И святые улыбаются мне, как ползающему младенцу. Чувствую, нет уже во мне ни сердца, ни тела, и только одна душа и дыхание. И стою я там на коленях дурак-дураком, но только хорошо мне, как у причастной чаши. И раз, опять я под синим небом и лечу. Ну, еще и летать! Да только всё вихрем пронеслось мимо. Что-то бухнуло, стрельнуло, и я открыл глаза в тяжелой темноте моей комнаты. За окном на дороге зарычали утренние автобусы. В комнате некоторое время еще сохранялся некоторый свет, но он постепенно таял и вот совсем погас. Душа онемела от потрясения. Но я еще не забыл мелодии, и это обрадовало. Я стал их перебирать и повторять, и так пролежал целых два часа, держа в уме громадный пласт музыки. Так и заснул, а когда проснулся, от песен осталось только глухое эхо. Никому ничего не сказал, так и проходил молчком дня два. На самом же деле я не то что петь не умею, а и слуха нет совсем. И какие бывают страдания от этого. И не у меня одного. Люди без слуха молча страдают, словно увечные. Особенно тоскливо не уметь молиться песней. Однажды, когда я работал в Богословском монастыре и шел с источника, в нашем саду услышал странный низкий рев, словно трубил бык или пробовал голос лев. Вижу, лежит здоровенная ржавая бочка, а у нее стоит послушник, молча корчится от смеха, показывает мне на ноги, торчащие из бочки, и шепотом говорит: – Александр петь учится! Я прислушался. Несчастный, наверное, воображал себя в храме, так как пускал голос в басистый объем бочки и явно прислушивался к сочному эху. Подошел еще один брат и дал пинка Александру. Певец высунулся из бочки, сел на сырую осеннюю землю и с пронзительной тоской без обиды глянул на нас. Горе от душевного увечья так было велико, что удар он даже не принял к сведению, а, видимо, решил, что одна казнь является законным продолжением другой. И словно не замечая нас, сидящий стал смотреть куда-то за реку. Хорошо было однажды, когда на Пасху наша братия приехала в гости в Троицкий монастырь в Коломну, к матушке Ксении. Почти все храмы были тогда порушены и изгажены. И вот мы ходили по всем храмам, расположенным вблизи обители. И густыми басами и нежными сопрано ткали остов будущего великолепия Дома Божия, радуя ангелов, стерегущих пустые алтари. Радуясь и переглядываясь и точно зная, что молитва как закваска – начало обновления храма. В «Калевале» певец Вяйнемейне пел и играл на кантеле, и от его песни рождались лодка и растения, и звери приходили слушать эту чудесную музыку. Великая сила песни души к Богу. Да только я стоял сзади, и моего мычания, как я ни шумел, не было слышно в реке голосов. Хорошо мы с тобой, брат, пели несколько часов в Клепиках на Пасху вместе с остальным народом. И казалось, что молитва вот- вот оторвет храм от земли, и он вот так со всеми молящимися взлетит от радости на воздух. Как мы гудели и старались, да только бабулька, уставшая от нашего рева, сказала нам: – Вы бы отдохнули, ребята! Хорошо было однажды на Пасху в Крыму. В Генуэзской крепости мы вошли в музей-мечеть и, приглядевшись к стенам, заметили на них остатки христианских фресок. И заметив, что сторож русский и он спит, запели, наверное, впервые за 500 лет ее плена у басурман, «Христос воскресе». Да, пели только потому, что настоящий хозяин еще не вернулся. И почему так хочется петь?.. К.К. Фото автора
|
|
«Спасем семью - спасем Россию» Под таким лозунгом 21 марта в Москве на Болотной площади прошел митинг против введения ювенальной юстиции По всей России во второй раз прошли областные олимпиады по Основам православной культуры для школьников В начале ХХ века в Рязани, которая занимала площадь всего один квадратный километр, было более шестидесяти храмов «Рязанский богословский вестник» В Рязани вышел в свет первый номер научно-богословского журнала Рязанской Православной Духовной Семинарии Сейчас нет ни одного родителя, который бы не был знаком с Интернетом Он был первым ректором возрожденного Рязанского духовного училища, секретарем Рязанской епархии А я скажу так: она вас слышит, но она делает все так, чтобы наша душа спаслась На вопросы читателей отвечает клирик Борисоглебского собора г.Рязани иерей Георгий Чернышов Пишут вам девушки из воспитательной колонии для несовершеннолетних, прихожанки храма «Умягчение злых сердец» Николай Савельевич (фам. неизв.). Родился в 1843 г. в Новгородской губернии в семье зажиточного крестьянина Всех готов обнять, всех простить. И того, кто в церкви, и кто – на улице, и в темных норах непраздничных квартир «Ну, вот Бог и дал мне это счастье – петь Ему!» На 64-м году жизни в Москве отошла ко Господу народная артистка России Валентина Толкунова «Я не хочу, чтобы ты умирала», – твердит мне старшая, понимая, что смерть – это разлука Две недели назад в храме я подошел к иконе Серафима Саровского и попросил: |
