Логотип рязанской газеты "Благовест"

Ноги для Валерки?

Опять я в больнице. Решилась на небольшую, но необходимую операцию.

В один из своих выходов «в свет» заметила пожилую женщину и рядом черноволосого мужчину в инвалидной коляске. Сразу видно - с ногами беда: высохшие острые коленки, атрофированные мышцы… Определяю навскидку – ДЦП? Да нет. Лицо нормальное, приятное, улыбчивое.

Признаюсь, я к инвалидам отношусь довольно трепетно, даже с чувством какой-то вины, что на них возложена такая тяжкая доля страданий.

Осторожно заговариваю с женщиной, которая охотно рассказывает историю своего сына Валерки. Правда оказалась страшнее.

Когда он родился, то весил всего кило с небольшим. Он не дышал. Тому виной тройное обвитие пуповиной. Врачи крутили его и так, и эдак, пытаясь вызвать признаки жизни. Бесполезно. Потом решили обливать поочередно горячей и холодной водой, чтобы «завести» организм. Ребенок пикнул. Живой! Но во время этих манипуляций сильно повредили бедренные суставы. Ножки и одну руку вывихнули да так, что они соединяются с телом чуть ли не какими-то ниточками. Здоровой осталась только одна рука.

Лучшие ортопеды Москвы отказались делать операцию – безнадежно. Результат – Валерка с детства прикован к инвалидному креслу. А мать мужественно несла свой крест: выхаживала, делала массаж, путешествовала по больницам… Валерка не сделал в жизни ни одного шага. И не сделает никогда.

Мать сетует:

Предстоит новая операция на копчике. Если повредят позвоночник, то страданий прибавится – даже сидеть не сможет. Только лежать. Но он ведь упрямый, настаивает, даже слушать ничего не хочет.

Во время нашего разговора с матерью «упрямый» Валерка широко улыбается мне и поглядывает озорными глазами - вот, мол, я какой. Он, выдержав пост, причащался на Пасху. А на шее сразу несколько крестиков – подарки разных батюшек, которые приезжают на дом  по звонку. Особенный случай. Мать вздыхает:

Говорю много. Грех это. Осудила уже.

А мне думается: «Вот они, неприметные люди Божии, урок нам, ноющим над каждой болячкой».

На следующий день в дверь «каморки» постучали. Я разрешила войти. Каково же было мое изумление, когда ко мне в комнатку… вкатился Валерка. Беседу начал с неожиданного вопроса:

У вас есть в Касимове инвалидный дом? – получив утвердительный ответ, продолжил: – А ты можешь меня туда устроить? А то мамка старая стала – 73 года, помрет, куда мне деваться? Сестре я не нужен, она и квартиру может отобрать. Я же недееспособный.

Я хотела бы ему помочь, но в нашей «инвалидке» много выходцев с зоны, собирающих милостыню на водку. Бывало, выйдут на промысел, а слепых и калек развезут на «точки», да еще и побьют потом.

Нет, Валерка, к нам нельзя. Может, в Елатьму?

В Елатьме целый набор учреждений для неходячих, лежачих, инвалидов разного возраста.

Нет, в Елатьму не поеду, – наотрез отказался он. – Я там был в детстве. Когда вокруг санатория лес загорелся, нас, колясочников, туда отправили.

Валерка рассказал, как однажды он намочил штанишки, а воспитательница его за это… била полотенцем. Так била, что другие ребята стали просить: «Не бейте его, это мы виноваты, не посадили его на горшок».

У меня внутри все похолодело. Спрашиваю осторожно:

И часто тебя били?

Бывало, – отвечал он с улыбкой. – Я как-то сидел в коляске около дома, подошел мужик пьяный и говорит, чтоб я встал. А я же не могу. Он меня вытащил из коляски и стал бить, а потом бросил. Я на земле валялся, пока люди не подняли.

Я изо всех сил крепилась, чтобы не всплакнуть от людской бессердечности. Жалость к Валерке захлестнула меня, но я старалась не поддаваться. Таких людей нельзя жалеть явно, а наоборот, обращаться как с обычными здоровыми людьми.

Хотя, по его же словам, во время травмы был задет его мозг, я не могу назвать его глупеньким, скорее, он напоминал мне большого наивного ребенка. Хорошо он помнит санатории, куда возила мама в детстве. Там дети с ним нянчились, играли, таскали на себе. Однажды девочка забыла его на скамейке, когда пошел дождь. Получилось, как в детском стихотворении: «Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка...».

Он мне рассказал свою грустную историю скитания по больницам и заверил, что его можно вылечить, надо только деньги найти или оформить какие-то бумажки на бесплатную операцию. Я смотрю на его неестественно вывернутые ноги, скрюченную руку и понимаю, что это НЕВОЗМОЖНО!  Но я не знаю, что ему сказать, чем помочь. А он смотрит на меня, по обыкновению, улыбаясь и озоровато постреливая большими глазами, и говорит страшные вещи:

Зачем меня мамка такого родила? А я теперь всю жизнь мучаюсь.

И тут я понимаю, что надо нападать. Жалость к самому себе – опасная вещь, ведущая к потере интереса к жизни.

Как тебе не стыдно?! – восклицаю с легким укором, чтобы не обидеть. – Ты же знаешь, что мама твоя не виновата. Это чудо, что ты живешь! Мама твоя заботится о тебе, а ты еще капризничаешь. Ты же взрослый. Помог бы ей лучше.

Тут уже изумился Валерка:

А что же я могу одной рукой-то?

Мне стыдно ругать инвалида, но понимаю, что надо отвлечь его от обвинений матери. Я, желая утешить, говорила, что таких, как он, любит Бог, что в будущей жизни он будет бегать и даже летать, а сейчас надо потерпеть. И вдруг Валерка упрямо восклицает:

А я не хочу ждать! Я сейчас хочу ходить! Почему мне Бог ноги не дает?

Тут уж я растерялась. Что ответить? Но я должна что-то ответить – он ждет. Я предположила, что, если бы он был здоров, он мог стать каким-нибудь бандитом. Валерка засмеялся. Я тоже – какой же из него бандит? И я стала рассказывать о землячке-подвижнице – святой блаженной Матроне Анемнясевской. Я хорошо знаю ее историю. Она с детских лет не росла, не могла ходить, так как в 10-летнем возрасте была изуродована своей матерью, и всю жизнь лежала, слепая, в детской кроватке. К ней приходили люди за молитвенной помощью и советом. Даже в таком положении она ни о чем не просила и трудилась, как могла: перебирала камешки, привезенные ей со святых мест. И… молилась. Валерка слушал с интересом и задавал вопросы.

Он не читал книг, потому что все сразу забывал, но все наши разговоры подробно пересказывал матери, значит, что-то в них зацепило. А думал он совсем по-взрослому. Помню, я передала потихоньку от него матери денег, но он строго наказал ей вернуть со словами: «отдай, у нее дети». Меня очень удивил его поистине мужской поступок. После этого мне стоило немалых трудов уговорить женщину оставить эту сумму.

Валерка потом не раз заезжал ко мне, деликатно постучав в дверь. Но того, страшного для меня вопроса, больше не задавал.

Марина ЛЕБЕДЕВА, г. Касимов

К святыне в горах

Ученица Иоанна Крестителя, жена царского домоправителя Хузы, тайно в сосуде погребла честную главу пророка

«Образ молитвы»

так назывался праздничный вечер, посвященный 200-летию со дня рождения святителя Феофана Затворника Вышенского

Святитель Феофан Вышенский – патриот России

Святитель Феофан живо откликался не только на происходящее в России, но и за её пределами

Камертон души

Скопинская старица, схимонахиня матушка Феодосия (Косоротихина) упокоилась 15 апреля 2014 года

За жизнь!

Подсчету это не поддается. Но все-таки можно сказать, что спасено более 500 детей

Ноги для Валерки?

Опять я в больнице. Решилась на небольшую, но необходимую операцию

Чтобы душа не иссыхала

Есть такая русская поговорка: «глаза боятся, а руки делают»

Крик одинокой души

Как трагически поздно приходит порой прозрение

Человек, который увидел ангела

Да и богоискательство не одобрялось. Тем не менее, уже были фильмы

Чайковский в храме

Навыки церковного пения и регентства композитор получил в годы пребывания в Училище правоведения

Два серпа

От работы серп стал красивым и блестящим, а другой висел в сарае, ржавел и пылился

Ноги для Валерки?