Логотип рязанской газеты "Благовест"

Игорь ЕВСИН

Какие макароны получаются

21 февраля – день преставления святой блаженной Любови Рязанской

Наказ Николая Чудотворца

...Марья Ивановна, вдова мещанина Семена Ивановича Сухановского, со вздохом перекрестилась и вошла в свой домик. Перешагнув порог, она обмерла от изумления. Ее дочь Люба, которая уже пятнадцать лет не вставала с постели, стояла на ногах и даже пыталась ходить.

Дочь моя, ты ли это? – вскричала Марья. – Как же ты смогла встать на ноги?

Любушка подняла руки к иконе святителя Николая и сказала:

Мамочка, явился мне сегодня этот Угодник Божий и говорит: «Вставай, ходи и юродствуй». Я встала, а он сделался невидимым.

Марья поспешно накинула на голову снятый было платок и поспешила к священнику Иоанну Добротворскому, который жил рядом и по-соседски, дружелюбно относился к Сухановским.

Она рассказала ему о случившемся чуде, о наказе Николы Угодника, чтобы Люба стала юродствовать, и спросила, что же дальше делать?

Ничего не делать. Это воля Божья. Разве можно ей не следовать. В Библии сказано – от Господа стопы человеку исправляются. А ты радуйся. Ведь юродивые – это те же блаженные, нищие духом, которых ждет Царствие Небесное. Слышала, небось, сегодня в проповеди, про нищих духом.

Это про смиренных, что ли?

Не просто смиренных, а добровольно смиренных. Вот ты, например, в крайней бедности живешь и смиряешься с этим. Добро. Призрит на тебя Господь. Но ты смиряешься с внешней нищетой. А внутри-то у тебя богатства много.

Где внутри? Какого богатства?

Ну, например, богатства желаний, причем не всегда полезных.

Да это ж не в человеческих силах, совсем освободиться от своих желаний!

Да, человек не может этого сделать. Но у Бога ничего невозможного нет. Если Он призвал твою Любу на этот подвиг, значит, с Его помощью она может его исполнить.

Марья Ивановна всё внимательно выслушала.

Оно, конечно, если на то воля Божья, пусть юродствует.

Начав ходить, Любушка стала постоянно молиться в разных рязанских церквях. Подолгу жила в Казанском женском монастыре. И вдруг однажды объявила своей матери:

Не готова я к юродству. Я, мама, недостойна этот подвиг исполнять.

Это как так? Кто тебе это сказал? – совсем растерявшись, спросила Марья Ивановна.

Всё время, когда я молилась в разных церквях, и особенно в монастыре, в Казанском храме, мне словно внушал кто-то – испытай себя. В молитвах я поняла, что надо еще дома посидеть. Пусть это будет для меня затвором. Путь подвижничества нелёгок, а я слаба еще, немощна и телом и душой.

Как и прошлый раз, Марья побежала за советом к отцу Иоанну. Он её выслушал и сказал:

Да уж… Видано ли, чтобы девица, пятнадцать лет пролежавшая в кровати, вдруг встала и вместо того, чтобы ходить, познавать мир, радоваться жизни, взяла и ушла в затвор. Это почитай, как бы, вместо того, чтобы ходить, опять в кровать лечь! Диво дивное! Не может человек сам по себе на такое решиться. Опять в этом воля Божья проявляется.

И вновь, как и в прошлый раз, мама Любушки промолвила:

Оно, конечно, если на то воля Божья, пусть уходит в затвор…

Для затвора места в маленьком домике Сухановских, конечно же, не было, поэтому Любушка заключила себя в простенок между стеной и печью. Три года провела она там, в посте и молитвах, пока не пришло время выйти ей из такого затвора и юродствовать.

Дар прозорливости

На Новобазарной площади города Рязани было шумно, весело. Торговцы зазывали покупателей шутками, прибаутками.

Молочко, продаю молочко, – кричала рябая ядрёная баба. – Сладкое, крепкое! Крепче водочки, слаще винца!

Со стороны базар был похож на суетливый муравейник. Глаза от разнообразного товара просто разбегались. Потому и суетились люди, хаотично переходя от одного продавца к другому. И лишь один человек медленно, степенно, не обращая внимания ни на что, шел вдоль торговых рядов. Зато лавочники сразу заприметили его и оживились. Но не из-за того, что это был какой-то особенный, богатый покупатель. Наоборот, этот человек, вернее, юродивая Любушка, могла даже бесплатно взять какой-либо товар, и лавочники уже этому были рады. Они давно заприметили, что у того, к кому она зайдет в лавку, торговля сразу ходом шла. От покупателей отбоя не было.

Заходи, Любушка, угостись, – зазывал ее торговец сдобой Прокл Кузьмич, – у меня пышечки свежие есть. С пыла, с жара.

А у меня ситец цветастый на сарафанчик, – говорил Иван Никифорович.

Но Любушка, блаженно улыбаясь, говорила:

Благодарствуйте, в другой раз.  И шла мимо.

Никита Рукавишников, торговец мясом, увидев ее, оскалился кривой улыбкой. Никита знал, что юродивая никогда не ест мяса, и в его лавку заходить не будет. Да и не жаловал он эту бродяжку. По его мнению, эта девица просто глупа. В возраст невесты вошла, а женихов не ищет. Даже работать не хочет, лентяйка.

«Вот я сейчас над ней подсмеюсь. Посмотрим, что это за фря такая, какие макароны может варить», – подумал Рукавишников и притворно ласково обратился к ней:

Любушка-голубушка, окажи милость, расскажи о моем завтрашнем дне, а то сердце что-то так и ноет, так и ноет. Как бы не случилось чего…

Юродивая, продолжая улыбаться, остановилась. Спросила:

Бумага и ножницы есть?

Откуда? Я ж не конторщик. Я топором да ножом работаю,– ухмыляясь, сказал Никита.

Около них стал собираться любопытный народ. Люба порылась в карманах и достала сложенный вчетверо писчий лист.

Оказывается, у меня у самой есть. А я и забыла. Ты уж, Никита, прости.

Ну, нашла и нашла. А на вопрос-то не ответила.

Сейчас, сейчас, будут тебе макароны, – молвила юродивая и стала что-то делать с бумагой. Где-то сгибать, какие-то клочки отрывать… Рукавишников подумал, что она хочет из бумаги сделать ему полоски в виде макарон. Когда же Любушка преподнесла бумажку Рукавишникову, люди ахнули. Из бумаги получилась искусная фигурка лошади. Но более всего удивился Никита.

Да, ты права, завтра мне предстоит дальняя дорога, – задумчиво сказал он. Было видно, что разыграть юродивую ему не удалось. Но Рукавишников взял себя в руки:

Торговцу мясом лошадь из бумаги каждый вырезать может! – заявил он. – Это понятно. А я тебя про дочь спрашивал. За нее у меня сердце ноет.

У Любушки от листа оставалось еще две части. Взяв одну из них, она вновь принялась что-то делать с ней руками. Трудилась опять недолго и передала Рукавишникову венец невесты.

И здесь уже Никита не сдержал своих эмоций.

Надо же! Через неделю моя дочь Наташа и впрямь пойдет под венец. Смотрите, смотрите, как правильно она всё угадала, – возбужденно говорил он, показывая толпе фигурку лошади и венец невесты. – Молодец Любка! Только сердце от всего предсказанного не должно ныть. А? Когда дочь замуж за богатого красавца выходит, сердце радуется!

Ну, если уж хочешь про всё знать, то вот тебе, – Люба поработала с последней частью листа и протянула Никите… гроб!

«Да что ж это такое, – разозлился вконец обескураженный Никита, – смеется она надо мной, что ли?»

Эй ты, глупая! – вскрикнул он, но, подняв голову, никого не увидел. Ни юродивой, ни толпы. Никита и не заметил, что много времени простоял он, глядя на бумажку и размышляя, что бы она значила. Юродивая ушла сразу, как только отдала ее Рукавишникову, и толпа, потеряв к происходящему интерес, разошлась вслед за ней.

«Вот ведь какие макароны получаются,– подумал Никита. – Я над ней насмехался, даже поиздеваться хотел, но она всё перетерпела, а я осмеянным остался».

А юродивая тем временем уже подходила к Казанскому монастырю. Но силы оставляли ее. Она очень долго ходила по городу из конца в конец. Юродствуя, разговаривала с разными людьми. Ободряла унывающих, обличала дерзких. Но всегда улыбалась. Благостная улыбка Любушки обезоруживала даже закоренелых грешников, которые хотели бы ее оскорбить.

На улице Владимирской, не дойдя до монастыря, юродивая Люба присела отдохнуть на ступеньки старинного деревянного домика. И почувствовала, что голодна. В руках у нее был узелок с продуктами, которые сегодня дала ей сердобольная Марфа Лаврова, прихожанка Скорбященского храма. Но только собралась было Любушка развязать узелок, как услышала мольбу какого-то нищего:

Хлебушка, подайте Христа ради хлебушка!

Услышала это Любушка и отдала просящему весь узелок.

Нищий прижал его к груди и посмотрел на юродивую такими благодарными глазами, что она окрылилась. И щемящего голода как не бывало, и свежие силы откуда-то взялись. Любушка поднялась со ступенек и продолжила свой путь в Казанский монастырь.

Раздача паровозиков

Монахини, которые давно знали юродивую, любили ее и всегда радовались, когда Любушка приходила в их обитель. Вот и на сей раз, когда она, трижды перекрестившись с поясными поклонами, вошла в Казанский монастырь, весело защебетали:

Любушка, у нас завтра новый постриг готовится. Праздник. Еще одной невестой у Жениха Небесного больше будет.

Любушка улыбалась, но не так, как всегда. Она грустно улыбалась. Сестры это заметили, потому что всегда согревались ее весенней улыбкой, а сегодня от нее веяло осенней прохладой.

Люба, что-то случилось? Люба, ты не приболела? Кто-то обидел тебя? – пристали они с расспросами.

Но юродивая лишь грустно улыбалась и не спешила с ответом.

Пойдемте в келью матушки Артемии, – сказала, наконец, она. – Там поговорим.

Матушка Артемия была престарелая мантийная монахиня. Весь Казанский монастырь уважал ее за духовную мудрость. Она встретила Любушку приветливо, и сразу же заметила:

Ты сегодня что-то плоховато выглядишь…

Да вот сестры докучают вопросами, что случилось, да что случилось. Ничего не случилось. Просто хочу с ними серьезно поговорить. Без юродства.

Это о чём же?

О гостинице.

О какой гостинице?

Ну, о монастыре вашем, который и для меня и для вас – гостиница. Сплошная гостиница.

Монахини стали недоуменно переглядываться, а матушка Артемия даже поёжилась:

Обещала, что без юродства говорить будешь…

А что такого непонятного я сказала? Разве вы не покинете когда-нибудь этот монастырь? При переселении в Небесные обители, то есть в настоящие, вечные родные дома? Покинете. Значит, монастырь для вас временное пристанище – гостиница. Разве не так?

Простая мудрость юродивой обескуражила матушку Артемию.

Ну… Получается, что да… Наш монастырь и в самом деле гостиница…

Тогда вы не должны впадать в уныние, после того, как через несколько лет вашу гостиницу закроют.

Среди сестер возник переполох, как среди кур, почуявших лисицу.

Почему его должны закрыть? Кто посмеет его закрыть? А как же мы, куда нам деваться? – посыпались вопросы.

Вы, мои курочки, не квохчите. Вся земля – гостиница. Но когда-то и она будет упразднена. А когда ваш монастырь закроют – не унывайте, а работайте Господу на всяком месте. Не место спасает человека. Иуда был рядом со Христом, да не спасся, а Лот был среди развратников, но остался праведным.

Говоря об этом, Любушка ловко вырезала ножницами из бумаги разные фигурки. Закончив это дело, она сказала:

Вот вам в утешение подарки, – и стала по очереди подзывать монахинь к столу и показывать на вырезанных фигурках будущее каждой из них.

Это тебе, сестра Ефросиния.

На столе была церковь со сторожкой и колокол.

Здесь жить будешь. Сторожить и пономарить. – Любушка собрала эти бумажные силуэты и протянула матушке Ефросинии. – Меня вспоминать будешь.

И так юродивая каждой из сестер подарила разные фигурки. Кому паровозик, что означало дальнюю дорогу, кому решетку, что означало арест и страдания за Христа, а одной послушнице подарила венец и сказала.

Выйдешь замуж и спасешься чадородием.

На круги своя

За окном кельи раздались удары колокола. Звонили ко всенощной. Мерные звуки, следовавшие один за другим, заполняли пространство и расширяли его. Казалось, что вслед за колокольным звоном устремляется в небо всё вокруг – кусты, деревья, монастырская ограда. Да и сам монастырь словно зависает «на воздусе» и вот-вот оторвется от земли.

Любушка блаженно улыбалась. Тихой, мирной радостью светилось ее лицо.

Чему ж ты радуешься-то, Люба? – с укоризной сказала матушка Артемия. Мол, наговорила юродивая Бог весть что, и радуется.

А вот чему, – промолвила юродивая и положила на стол последние оставшиеся у нее вырезанные силуэты. Это был монастырский Казанский собор в двух видах. Один – без креста и купола. В таком виде он походил на баню. Второй – с крестом и куполом, но чем-то отличающийся от настоящего, нынешнего собора.

Сначала будет так, – сказала юродивая, показывая на первый вид, – а потом вот так, – и указала на второй вид. – Всё вернется на круги своя. Христос говорил, что созданную Им Церковь и врата ада не одолеют. Как можно этому не радоваться?

Ну, а прежде возвращения на круги своя, что православных ждет?

Посмотрев отрешенным взглядом вглубь неведомого для матушки Артемии будущего, юродивая Любушка потупила глаза и тихо, раздельно произнесла:

Издевательства, да насмешки… Такие макароны получаются…

Иллюстрация - фрагмент картины В.Ефанова

 

 

 

 

 

В начало

Будущее нации под угрозой

Епископ Павлово-Посадский Кирилл

Новые фараоны

Ювенальная юстиция: Закон Божий или закон человеческий?

Суд, да дело

Г.Н. Ларина, Председатель Железнодорожного районного суда г. Рязани

Браво, даниловцы!

Концерт Праздничного хора Данилова монастыря

Леденцовый петушок

Памяти митрополита Симона (Новикова)

Духовный форпост

Пюхтицкий монастырь для многих провинциальных российских паломников всё еще остается неведомым Зазеркальем.

Лучи Солнца

На вопросы  читателей  отвечает клирик Борисоглебского собора г.Рязани иерей Георгий Чернышов

Татьянин день

Молодежная страница.

Какие макароны получаются

21 февраля – день преставления святой блаженной Любови Рязанской

Выпрыгнувший из черной дыры

Александр Гезалов – руководитель авторской программы «Желтая Подводная Лодка»

Почему ранняя Пасха

Как же устанавливается дата Пасхи и с чем это связано?

МАМИНА МОЛИТВА

Взгляд из песочницы.

Что волнует

Среди участников Рождественских чтений, проходивших в Москве, были и курсанты Рязанского десантного училища

Иллюстрация - фрагмент картины В.Ефанова