Вечерняя электричка Рязань–Ряжск в пятницу, как всегда, набита пассажирами. Моё излюбленное место у окошка было занято, и я примостилась с краю, рядом с коротко остриженным скуластым парнем лет двадцати. В какой-то момент он повернулся ко мне, и я оторопела, словно смотрел не молодой человек, а умудрённый жизнью мужчина. Не знаю, чего больше было в его холодных серых глазах: усталости или отрешённости. Застеснявшись моего пристального взгляда, парень отвернулся. Я обратила внимание, что одет он явно не по сезону: короткая курточка и лёгкие кроссовки. Да к тому же без шапки. А на улице минус двадцать.
– Домой на выходные? – спросила я.
– На выходные, – буркнул сосед, не повернувшись.
– Из радиоакадемии или сельхоз?
– Сельхоз.
Стало понятно, что парень не расположен к разговору. «Бедный студент, – подумалось мне. – Не перевелись Ломоносовы на земле русской. Должно быть, из простой семьи».
Неожиданно на весь вагон аппетитно запахло пирожками. В дверях показалась знакомая из Ряжска, толстогрудая Татьяна, с такими же румяными, как её пирожки, щеками. Сидевший напротив меня седой мужчина купил два беляша и долго приглядывался, с какого начать есть. Студент, проглотив слюну, поднял воротник куртки до самого лба, словно хотел спрятаться от аппетитного запаха.
«Так он же голодный!» – спохватилась я. Тут же попросила в долг у знавшей меня Татьяны беляш и отдала парню. Тот кивнул благодарно и быстро разделался с ним.
Вдруг кто-то резко крикнул мне в самое ухо:
– Ваш билет!
Я вздрогнула и, оглянувшись, увидела Таксу, как пассажиры за глаза называли ревизора, – коротконогую, плотного телосложения женщину лет шестидесяти с каштановыми волосами. Прозвище прилипло к ней не столько из-за её внешности, сколько из-за скандального характера и любимой присказки: «Плати по таксе».
Ни одна поездка с появлением Таксы не обходилась без драматических сцен. Обязательно к кому-то прицепится, обязательно кого-нибудь «облает», при этом либо из вагона на перрон спустит, либо оскорбит. Говорят, что в прошлом она работала надзирателем в женской тюрьме. Я показала билет. Ревизорша долго рассматривала его, а потом стала дёргать за рукав моего соседа, притворившегося спящим.
– Подъём! – крикнула Такса, да так громко, что окна в вагоне, казалось, задребезжали. – Предъяви билет!
Парень, испуганно съежившись, полез в карман и протянул какой-то листок.
– Справка об освобождении из мест... – Ревизорша, прищурившись, посмотрела на моего попутчика. – Ты что подсовываешь? Билет давай! А то вернёшься на нары.
– Нет билета, – еле слышно промолвил бывший заключённый и стал нервно кусать сухие, слегка потрескавшиеся губы.
Соседка слева сразу же обхватила сумку, которая лежала у неё на коленях. Заметив это, Такса обратилась к женщине:
– Вот-вот, проверьте-ка вещи, всё ли на месте.
Мгновенно возле нашего сиденья образовалось полукольцо из мужчин в одинаковых форменных куртках с нашивкой на груди «РЖД – ОХРАНА».
«Сейчас начнётся... Вот так студент!» – вздохнув, подумала я и вместо разочарования почувствовала к парню ещё большую жалость. А Такса, наступив мне на ногу, подошла вплотную к безбилетнику:
– Куда едем? Деньги плати!
– До Кораблино, а денег у меня нет, – пробурчал парень и прикрыл голову руками, словно ожидая удара.
Когда он нагнулся, я увидела на его шее тёмную суровую нитку с православным крестиком и прошептала: «Господи, помилуй!»
– Работать надо было на зоне, а не в карты играть. Нет денег – шагай по шпалам. Выводите его! – скомандовала ревизорша охранникам.
– Правильно! – поддержал седой пассажир. – Вот из-за таких «зайцев» и цены на билеты растут! – И ловко отправил в рот остаток беляша.
– Разрешите, – обратился ко мне один из охраны, пытаясь протиснуться поближе к парню.
– А вы встаньте мне на вторую ногу, чего уж там! – Я резко сдвинула Таксу со своей ноги и возмущённо добавила: – Что вы тут устроили судилище? Разве не видно: человек нуждается в помощи! И вы не имеете права выталкивать его!
Такса, словно этого и ждала, мгновенно переключила внимание на меня:
– А мы его в не в чистом поле высадим! Вот сейчас станция будет – тогда и попросим любезно на выход! Инструкцию знаем – не первый год работаем! И я не для себя стараюсь, между прочим! Сама-то барыней катаешься по безденежному билету, и молчи. Заступница! Мы что, обязаны всех даром возить? А если такая добрая, заплати за него! И предъяви документы на льготный проезд, а то не похожа на льготницу-то! Ишь, какая румяная да гладкая!
Она демонстративно приготовила кассовый аппарат, а я машинально полезла в сумку за документами... Потом достала кошелёк, зная, что он пуст, и стала глазами искать кого-нибудь из знакомых в вагоне. Но, как на грех, никого не было. Тут вспомнила про Татьяну с пирожками:
– Сейчас найду деньги и обязательно расплачусь за парня. Оставьте его в покое. Пусть едет домой.
– А ты уверена, что домой едет? Да к дружкам он своим пробирается тихой сапой, таким же зекам. Знаю я их! Насмотрелась! И не собираюсь ждать: или плати по таксе, или... – Из уст ревизорши приговор казался по-настоящему грозным.
В вагонном динамике хрипло прозвучало название очередной остановки, и два охранника, подхватив безбилетника с сиденья, потянули к двери.
Но тут на их пути неожиданно возникла сухонькая старушка. Старушка эта частенько просила милостыню в электричке, постоянно крестясь и приговаривая: «Во славу Божию, во славу Божию!». Среди пассажиров о ней ходили разные слухи. Одни с осуждением говорили, что оборотистая бабушка собирает деньги на вторую дачу, другие, жалея её, рассказывали, что на собранные деньги она отправляет посылки внуку, который давно томится в заключении.
– Оставьте его, – тихонько сказала она охранникам и подала ревизорше серый мешочек с набранными деньгами. – Здесь должно хватить.
Такса потеряла голос. Она машинально взяла мешочек и, словно обжёгшись, тут же вернула его.
– Да пошли вы все! – передернулась ревизорша и непривычно размашисто, мужиковато пошагала в соседний вагон. Растерянные охранники двинулись следом.
– Спасибо, бабушка! – дрожащим голосом стыдливо прошептал парень.
– Во славу Божию, во славу Божию... – так же тихо ответила старушка и, положив мешочек с мелочью ему на колени, перекрестила его самого и по-матерински погладила по стриженой голове.
Ольга Козловцева.