Личный пример отца
– В нашей семье было семеро детей, и о Боге мы знали с ранних лет благодаря нашим родителям. Папа, протоиерей Анатолий Сергеевич Правдолюбов, выстрадал своё служение у Престола Божия выпавшими на его долю тяжелейшими испытаниями: ссылка, лагеря, Великая Отечественная война, притеснения от властей. Отец был очень одарён музыкально, сочинял музыку, великолепно играл на фортепиано, виолончели, скрипке. Мечтал стать профессиональным музыкантом. При поступлении в столичный музтехникум администрация учебного заведения, познакомившись с его биографией, по понятным причинам отказала в принятии документов. В 1935 году Анатолия вместе с его отцом (моим дедом) и дядей арестовали за якобы контрреволюционную деятельность и отправили в Соловецкий лагерь особого назначения сроком на пять лет.
В годы Великой Отечественной войны у папы появилось твёрдое желание пойти по стопам отца – направить свою жизнь на подвиг священнического служения. На фронте уже формировалась душа будущего пастыря. Нам, детям, он часто рассказывал, как Господь неоднократно спасал его от смерти. Однажды у отца началась жуткая диарея, его положили в инфекционный госпиталь. А сослуживцы стали обзывать его трусом, мол, фрицев испугался и поэтому решил спрятаться на больничной койке. В итоге вся рота погибла в бою, а моему отцу Господь через болезнь и унижение сохранил жизнь.
Отец ничего нам не навязывал. На своём личном примере просто показывал, как нужно жить. Регулярно читал всем нам дома Евангелие и давал толкование на прочитанное. Всегда звал нас в храм, но никогда не принуждал, не заставлял насильно идти на богослужение. Иногда мы видели, как отец со слезами молился у Престола. Эти искренние слёзы воздействовали на нас больше всего. Ощущалось, как папа с живой верой переживал невидимое присутствие ангельского мира, «сослужащего и сославословящего» славу Божию вместе со священником во время богослужения. И нас, детей своих, участников службы, воспитывал в таком искреннем страхе Божием.
Очень важную роль в нашей жизни имела сокровенная, глубинная исповедь. Папа объяснял нам наши детские грехи, и мы всегда к нему шли, что бы с нами ни случилось. Есть, конечно, мнение, что отец-священник не должен исповедовать своих детей, якобы ребенок начнёт обманывать и ничего не расскажет до конца. Но мы боялись что-то утаить от отца – так влияла на нас родительская атмосфера в доме. Помню, я каялся на исповеди, а у отца слёзы текли. Он переживал, а я, озорник, ранил его сердце печалью и отеческой тревогой за мою душу.
Юношеский нигилизм
– Мы пережили так называемый юношеский нигилизм, то есть период возрастной перестройки сознания и душевного мироощущения, когда человек отвергает многое, что ему дали родители даром. Это бывает в священнических семьях, где дети пресыщены церковными службами, беседами о Боге, о душе, о спасении. Подобный период проходят многие дети и в разной степени. И здесь нужна сильная родительская молитва! Сейчас стыдно вспоминать, как мы с отцом иногда спорили на духовные темы, вели упрямую борьбу, увлекались философией. Отец внутри себя переживал и молился за нас. Мама не вмешивалась. Она терпеливо наблюдала со стороны и тоже молилась. Неофиты по сравнению с нами имели горячую веру, потому что выстрадали её по-своему, прошли некий путь богоискательства, жизненных испытаний. А мы даром получали зёрна веры и не ценили этого. Слава Богу, период нигилизма длился, как и у других семей, совсем недолго. И по молитвам родителей Господь всех нас сохранил в вере и верности святой Церкви.
В те атеистические годы в школе к нам относились враждебно. Родители говорили: «Мы не заставляем вас отстаивать Христову веру. Смотрите и решайте сами». А нам было страшно принять устои безбожного общества. Это было сродни измене своему родному дому. Удивительно, но мы никогда не чувствовали себя обделёнными. Родители создавали все условия для нашего развития. У нас дома отцом была организована фотолаборатория, часто звучала классическая музыка. Мы все учились в музыкальной школе.
Путь к священству
– Мой отец многое претерпел в лагере, на фронте и поэтому имел некое молитвенное дерзновение к Богу. Мой старший брат, протоиерей Сергий Правдолюбов, рассказывал, что слышал, как отец в алтаре молился у Престола со словами: «Господи, прошу, чтобы мои дети стали священниками». По молитвам отца это и получилось – все мы, четверо братьев, приняли священнический сан.
После Гнесинского музыкально-педагогического института я хотел поступать в консерваторию на кафедру хорового дирижирования. Но не успел вовремя подать документы, и пришлось уйти в армию. Служил в секретной части за колючей проволокой в ракетных войсках противовоздушной обороны Москвы. Пережил там многое. Может быть, звучит помпезно, но это действительно так. Я говорю это без иронии. Сослуживцы издевались надо мной, однажды чуть инвалидом не сделали. Я молился, как учили родители. Два года со слезами встречал Пасху в фойе рядом с туалетом, где расположены рукомойники. Ночью после отбоя в половине двенадцатого читал и пел там полунощницу, потом пасхальную утреню, большинство священных текстов канона зная наизусть. Вот тогда я и задумался о своей жизни. Неужели я буду управлять хором или махать дирижёрской палочкой перед оркестром во время священных трепетных богослужений, а ещё постоянно прятаться от всех, скрывая свою религиозность? В армии меня лишили самого дорогого – возможности живого участия в богослужебной жизни. И я особенно почувствовал эту неутолимую жажду – посвятить себя священническому пути.
В 1981 году по завершении обучения меня рукоположили в сан священника в академическом Покровском храме Троице-Сергиевой Лавры и направили в Рязанскую епархию на приходское служение. Сначала владыка Симон оставил меня на месяц служить в Борисо-Глебском кафедральном соборе, потом отправил в село Маково Михайловского района в храм Рождества Богородицы. В 1983 году я стал настоятелем храма Воскресения Словущего в посёлке Сушки Спасского района и прослужил там семь лет.
Псевдоготика в русской глубинке
– В августе 1990 года меня назначили настоятелем Троицкого храма в посёлке Гусь-Железный Касимовского района. Предстояла долгая работа по восстановлению святыни, которая не прекращается и сегодня. Храм строился на протяжении почти шестидесяти лет и сочетает в себе черты барокко, классицизма и псевдоготики. Такие храмы редко встречаются. Только лишь в некоторых мегаполисах или очень-очень далеко, где-нибудь в Западной Европе. Турагентства включили наш собор в туристический маршрут. В храм заходят все: кто-то просто поглазеть, а кто-то помолиться. Верующие обязательно подходят к иконе блаженной Матроны Анемнясевской. А потом едут в часовню, которая построена в селе Анемнясево на месте дома, где жила последние годы до своего ареста подвижница. По её молитвам во многих семьях рождаются на свет долгожданные детишки. О чудесных случаях её помощи можно прочитать в тетради, которая лежит в часовне.
О семье
– С будущей супругой Мариной мы познакомились в храме, когда я был иподьяконом у Святейшего Патриарха Пимена и одновременно учился в Московской духовной семинарии. Супруга воспитывалась в семье учёных, в совершенстве знала французский язык. В 1981 году совершилось наше венчание. Мы вырастили восьмерых детей. У нас семеро сыновей и одна дочь. Двое сыновей пошли по церковному пути. Иерей Димитрий служит вторым священником вместе со мной в Троицком храме, а Иоанн – диаконом в Вознесенском соборе Касимова. В настоящее время подрастают семеро внуков.
Записала Вероника МИЛОВА
Фото из архива протоиерея Серафима Правдолюбова
Полную версию читайте на сайте: http://rpds.info/dvadtsat-sedmoj-nomer