В конце февраля 1917 года, как гром среди ясного неба, прогремели по Захарову одна страшнее другой новости. Сначала на сельском сходе объявили, что, де, Царь Николай отрекся от престола. Не успели эту новость осмыслить, как народ огорошили другим известием. В Петрограде назначили нового царя – Керенского. А, почитай, через полгода власть опять сменилась. Теперь какой-то гражданин Совет и то ли Левин, то ли Левнин всей Россией правят. Кто они такие и откуда взялись, непонятно, известно лишь, что сулят все поделить. У капиталистов отнять фабрики и заводы и поделить между рабочими, а у помещиков отнять землю и поделить между крестьянами.
Как же переполошились все в Захарове! Местный дьячок, размечтавшийся заиметь пусть малюсенький, но собственный свечной заводик, от волнения так объелся блинами, что у него скрутило живот, и он внезапно помер.
Матрена Томина, у которой хитроватые глазки стали бегать из стороны в сторону еще быстрее, ходила из угла в угол по избе и делилась с Полей мыслями.
– Вишь ты, какое дело, земли, говорят, дадут, сколько хошь, и зерна и картошечки на посадку. Недавно из Москвы грамотный рабочий приезжал, комиссар Гофман. Так он на сходке говорил, что и лошадками нас обеспечивать будут... потом, когда власть утвердится. А пока ей самой помогать надо. В первую очередь зерном, мукой. Говорил, что в городах какие-то буржуи весь хлеб истребили и рабочие люто голодают. А ведь эти рабочие-то и устроили революцию, чтоб землей нас наделить.
– Ты сказки Гофмана-то поменьше слушай, – отвечала Поля. – А впрочем, дадут тебе скоро земли... полтора аршина, – а потом вдруг дрогнул у нее голос. – Мотря, а как же Царь, что про Царя-то слышно?
– А что Царь? Его с семьей под стражу взяли. Он теперь под охраной ест, пьет, спит спокойно. Работать ему не надо, за Рассею думать не надо.
– Помазанника Божьего под стражу!? – всплеснула руками Полюшка. – И никто не заступился? Ой-ей-ей, что ж это делается, где ж ты, Русь христианская, где ж ты, народ православный...
Сильно расстроенная, она впала в какое-то оцепенение. Мысли в голове переворошились, перемешались и вдруг оказались разбросанными, как вещи из сундука, в который забрался вор.
– Как же так, – думала Поля, – испокон управлялась Русь православными Царями. Веками наш народ возносил молитвы ко Господу за их здравие, за укрепление самодержавия, и все напрасно? Неужто молитвы наши лицемерными были? Неужто так оскудел народ верой, что ему и Царь, защитник этой веры, не нужен стал? За чечевичную похлебку равенства какого-то продали своего родного батюшку Царя в рабство антихристам!
А между тем в избу стали собираться люди. Не сговариваясь, сами по себе пришли к Поле за советом захаровские крестьяне. Более десяти человек собралось. Стояли в избе, стояли в сенцах. Топтались на месте, угрюмо переглядывались и напряженно молчали.
– Ну вот, – подумала Полюшка, очнувшись от оцепенения, – собрались, как нашкодившие сорванцы, не знают, что теперь и делать. А я что сказать им могу? Я ведь не учительница. Дак ведь и смолчать нельзя, подумают, что разгордилась своей безгрешностью. А уж какая из меня праведница? Все время на свою слепоту ропщу... Господи, просвети мя оправданием Твоим, Господи, вразуми мя оправданьями Твоими!
Осенила себя блаженная девица крестным знамением и усталым, надломленным голосом заговорила, обратив свое слепое, похожее на старое ссохшееся яблоко лицо к мужику особо понурому, жалкому какому-то.
– Макар, ты в церковь часто ходишь, дома молишься, а ну-ка прочитай вслух молитву Честному Кресту Господню.
– Спаси, Господи, люди Твои, – перекрестившись, заговорил хрипловато мужик, – благослови достояние Твое и даруй победы на супротивные Государю нашему Императору Николаю...
– Молодец, Макарушка. А скажи, часто ты эту молитву дома читал? Часто ли за Царя-батюшку Бога просил?
– Дык ее же в церкви священник кажинный день читает.
– Священник по долгу службы ее читает, а вот ты, Макарушка, сам-то, по любви к своему Государю, часто ли молился о сохранении его жительства, о победе против супротивных ему басурманов, о благословении на достояние Божье – Помазанника Его, Царя православного?
Скажите мне, хоть раз в день поминали мы Царя-батюшку? Нет. Молился каждый из нас только о себе, о своем спасении, о своем достоянии, о благословении себе любимому... Царь для всего народа старался добро творить, а народ за него даже помолиться забывал. Только роптал да роптал по науськиванию нехристи всякой. Потому безбожники и развалили царство православное. И не Царь от нас отрекся, а мы от него отреклись с тех пор, как стали вместо молитв за него читать всякие прокламации и верить им, а не Божьему Помазаннику. Вот и отнял от нас Господь благочестивого правителя, потому что мы не вымолили его себе. Оказались недостойны Царя-батюшки.
Что же вы сейчас хотите от меня услышать, чему поучиться? Как жить дальше после преступления заповеди о том, что Бога надо бояться и царя чтить? Ответ простой – не смогли жить по заповедям Божьим, так живите теперь хотя бы по совести. Но помните, что вы преступили клятву, данную роду Романовых. А ведь там говорится о каре на клятвопреступников и на детей их. Так что и вы, и ваши дети будут наказаны.
– За что наказаны? Почему наказаны? – зашумели крестьяне. – Мы же ведь ничего не делали.
– Вот за то, что ничего не делали для спасения Божьего Помазанника, мы и будем наказаны. Не молились за него, промолчали, когда его арестовали и в ссылку сослали. А ведь сказано – «и молчанием предается Бог». Вот так, мои дорогие, вот так... А теперь уходите, я больше принимать никого не буду, мне, инвалидке, покой нужен.
Проводив опешивших селян за дверь, Матрена Томина присела на табуретку рядом с Полей.
– Ну и правильно, Полюшка, хватит им ходить к тебе, а то вон, комиссар Гофман к нам из Рязани опять приезжал, говорил, что религия – это опийство для народа, дурманит она его, а потому тех, кто этот дурман распространять будет, как самогонщиков, к уголовной ответственности привлекать будут... Так что, давай-ка, мы тихо да мирно будем молиться о своем спасении, и будя с нас...
– Да что ты все о себе, да о себе! – вскричала вдруг Поля. – А о спасении Божьего Помазанника кто же молиться будет, ведь убьют его скоро, убьют!
– Что ты, что ты, милая, Господь с тобой! С чего это ты взяла, что Царя убьют? Кто ж посмеет его тронуть?
– Батюшка Серафим Саровский мне ночью являлся, – сказала осевшим голосом Поля, – и на мои моления о Царской семье в ответ сказал, что Господь предопределил им мученический венец. Расстреляют их за грехи народа нашего, а потом и сам народ мучить да расстреливать будут...
Игорь Евсин