Во второй раз недавно мне удалось побывать на Донбассе. Мы посещали госпитали в Луганске и его окрестностях. Там лежат раненые – без рук, без ног... Среди них много «вагнеровцев». Ведь именно им сейчас больше всех достается. Мы в составе одного епископа и двух или трех священников, дьякона и мирянина служили там Литургии, молебны о здравии, крестили, исповедовали, причащали, беседовали, утешали, раздавали детские письма. От шести до десяти часов без отдыха совершали свое священническое служение среди раненых бойцов.
Несколько сот исповедей приняли у тех, кто совершал в прошлом страшные преступления и ни разу не исповедовался. Три, пять убийств, грабежи, наркотики, мошенничество. А когда спрашивали у них: «А сейчас-то вы чем грешите?» – ответ был неизменным: «Сейчас ничем! Ну только материмся, когда очень страшно». Это к вопросу о военных преступлениях российских солдат по отношению к мирным жителям – даже в мыслях им не до насилия или грабежа. Все, как один, повторяли: «Мы хотим начать новую жизнь даже не столько ради самих себя, сколько ради наших детей, чтобы на них не было позорного пятна, что их отец преступник».
Среди раненых воинов были молодые мужчины, которым оставалось отсидеть один – три месяца, но они добровольно пошли на фронт, чтобы избавиться от метки «зек» и принести пользу родному Отечеству. И ни одного язычника из более чем двух тысяч воинов, которых мы посетили!
Мусульмане были. Один из них так растрогался от прочтения письма девочки из Рязанской области, что со слезами на глазах воскликнул: «Прошу вас, соберите всех этих детей, что написали нам, обнимите их крепко-крепко – и поднимите к небу!»
Пока мы занимались христианами, этот воин-мусульманин написал очень трогательный ответ детям. В нем, помимо благодарности и обещания вернуться с победой, звучала тревога о том, что происходит в тылу с умами тех, кто не понимает, зачем и почему происходят нынешние трагические события.
Попался мне и один буддист, и не просто буддист, а шаман, да не простой, а какой-то просто супершаман, которому, по его собственному признанию, такие сильные духи помогают, что другие шаманы готовы лопнуть от зависти.
Так вот, этот шаман узрел во мне «коллегу» и разоткровенничался. Говорит, что знает, когда и куда прилетит снаряд и кто из его товарищей скоро погибнет. И хитро меня спрашивает: «Откуда я это знаю?» – «От беса», – отвечаю я. «А вот какой толк или польза от того, что ты всё это знаешь заранее? Ты можешь что-то изменить или предотвратить?» – интересуюсь я в свою очередь. «Нет, – говорит он, – ничего не могу». Так вот и пообщались.
Уходили мы из госпиталей все до основания волос пропахшие табаком, кровью и лекарствами. Но на душе было светло и радостно. Мои спутники вопрошали: «Владыка, а почему у нас такое чувство, такая благодать, будто мы со Святой Горы Афон возвращаемся, пообщавшись с афонскими старцами, а не из прокуренных больничных палат, где лежат раненые разбойники?». Я не сразу нашел ответ. Но уже по пути домой понял, что в глазах этих благоразумных разбойничков мы все увидели рай посреди кромешного ада – как в глазах святых. Они все уже готовы пойти в рай, первым в который вошел их предшественник.
Это было одним из важных открытий там, на прифронтовой территории. И это важное свидетельство о вагнеровцах, про которых говорили и будут говорить всякие нелепицы. Именно они сейчас идут в рай из земного ада, а мы часто в земном раю и мыслим, и живем по-земному.
Много рассказывали они нам про чудеса, происходящие по молитве к Богу, Божией Матери, Ангелу-Хранителю и всем святым во время смертельной опасности. Про чудеса надо писать отдельное повествование. Очень четко и явственно мы поняли одно – такая сильная благодать, какую мы все почувствовали среди этих раненых бойцов, бывших разбойников, не может изливаться на «оккупантов», «террористов», «боевиков», как их обзывают враждебные голоса, – такая благодать бывает только с теми, кто с Богом, Богородицей и всеми святыми здесь, посреди земного ада, уже как в раю, оправдан, прощен и прославлен!