Вера Васильевна Дирюгина уже больше сорока лет является прихожанкой Борисо-Глебского собора Рязани. Будучи крещёной в детстве, она пронесла веру сквозь всю жизнь, несмотря на годы запретов и гонений на Церковь. Подумалось, что она, должно быть, из тех счастливых семей, где вера передавалась из поколения в поколение, детей крестили в младенчестве, а жить учили согласно заповедям, в любви к Богу и ближним...
Однако полотно жизни Веры Васильевны и её семьи оказалось совсем не таким ровным и гладким, каким рисовалось мне. И тем удивительнее её судьба. Вот что она рассказала.
– Мама была из семьи репрессированных учителей. Дружные, глубоко верующие, с четырнадцатью детьми, они жили в Белоруссии. В последний день, когда мама видела своих родителей, братьев и сестёр, всю их семью погрузили на две подводы и куда-то повезли. Мама была самая маленькая, три-четыре года, её мать в какой-то момент сбросила с телеги, шепнув – беги вон к тому крайнему дому, там тебе помогут. Это был дом старшей бабушкиной сестры. Её муж был красноармейцем, поэтому в их доме было относительно безопасно. Но оставить у себя дочь репрессированной сестры мамина тётя не решилась и переправила ребёнка каким-то, видимо, довольно близким, знакомым – в семью учителей, в Россию, в Москву. Они вырастили маму. Но чужая семья есть чужая семья, девочка часто плакала по ночам, качая детей приёмных родителей. И потому разговоров о семье, детстве и молодости мама не любила, рассказывала о себе крайне редко. Мы с ней много раз пытались найти её родственников в Белоруссии. Куда только ни обращались, каких запросов ни делали, никаких сведений так и не нашли.
Выросла мама Веры в Москве, выучилась на медработника, но работу найти ей было очень непросто – из семьи репрессированных брать не хотели. Жить осталась в Подмосковье, вышла замуж. Женщина она была верующая, до замужества даже на клиросе пела. Но муж был военным, начальником военизированной охраны завода в Воскресенске, так что о посещении храма для семьи не могло быть и речи. В Воскресенске родились дети – Вера и её младший брат.
– Вас крестили сразу после рождения? – спросила я у Веры Васильевны.
– Ну что вы, какое там! Отец военный, какое крещение? Мама молилась тайно, у неё была единственная икона – Покрова Богородицы. Мама достанет её, помолится и опять прячет. Для понимания ситуации я должна рассказать вам историю, в которую мало кто верит, смотрят на меня с подозрением, если рассказываю, и некоторые даже ругают, но, как говорится, как есть. Моя духовная жизнь началась с того, что я чудесным образом увидела... Иисуса Христа. Это случилось, когда мне было годков пять-шесть, я была на огороде – у нас в Воскресенске был дом с большим участком. Господь прошёл мимо меня. Он был в блестящих белых одеждах, с нимбом, очень высокий – гораздо выше нашего домишки. Но я тогда не знала, что это Он. Просто запомнила, а поняла это гораздо позднее.
После того случая я начала упрашивать взрослых меня крестить. Долго упрашивала, и, наконец, мама, работавшая тогда заведующей детским комбинатом (сад и ясли), договорилась с сотрудницей, которая согласилась стать нашей с братом крёстной. Папа был на таких должностях, что в Воскресенске, конечно, крестить нас было нельзя, и мама с коллегой повезли нас в Бронницы. Храм там был очень большой, хотя, может быть, мне тогда всё казалось большим, потому что сама была маленькая. Нас с братом окрестили и поставили на солее, около Царских врат. Так мы и простояли до конца службы – в одних рубашонках и на коленочках. Я тогда не могла понять, почему прихожане, глядя на нас, плачут. А теперь вот и не знаю, если бы я не просила, может быть, и не стали бы нас тогда крестить...
Вера выросла в Воскресенске, окончила женскую школу № 1, тогда она называлась гимназией. После школы поехала в Москву учиться на химика-технолога. Здесь познакомилась с будущим мужем, студентом нефтехимического института имени Губкина, на пятом курсе они решили пожениться. Муж взял направление в Рязань. Привёз сюда беременную жену и два чемодана. В Рязани в это время как раз запускали завод химволокна. Здесь и началась их семейная жизнь.
Стаж работы на вредном производстве, необходимый для пенсии, – семь с половиной лет, Вера с мужем отработали, и их пригласили на завод «Красное Знамя», Веру – заместителем начальника цеха. Но лёгочное заболевание она уже себе «заработала»... На пенсию Вера Васильевна вышла только в 52 года. В девяностые, когда разрушали страну, ей было ой как обидно – так они с мужем старались, столько на оборону, на государство работали...
В общем-то довольно типичная история советской семьи. А как же храм? Молитвы? Удавалось совмещать их с работой и жизнью семьи с двумя детьми? Этот вопрос я задала Вере Васильевне.
– Бог со мной был всегда. С того самого случая на огороде. Я всегда чувствовала, что Он рядом. Пока училась в Москве, иногда ездили с близкой подругой в Троице-Сергиеву Лавру, присутствовали на службах. Активно ездила на экскурсии и по разным городам, храмы посещала с особым чувством. На два месяца попала на практику в Ленинград, там уж мы какие только соборы не посетили. Один раз даже в Кремль была приглашена в числе других хороших студентов, перед нами выступал Хрущёв (но ботинком перед нами не стучал – а то все спрашивают).
Когда приехали в Рязань, здесь действовали только два храма – Скорбященский и Борисо-Глебский, который был вновь открыт перед самым нашим приездом. Иногда посещать храм было уже можно – началась хрущёвская оттепель. Но с сыном и дочерью о вере не говорила, – семья репрессированных, вдруг скажут где лишнее, остерегалась. Когда работала на «Красном Знамени», было много командировок – в Минск, Киев, вот там всё, что могла, рассмотрела, везде побывала – в Софийском соборе, в Киево-Печерской Лавре, в ближних и дальних пещерах. Свободно, постоянно я начала ходить в храм, только когда вышла на пенсию. Но с Богом никогда не расставалась.
В Борисо-Глебском храме Вера Васильевна – одна из самых давних прихожанок, почти с самого его открытия, помнит всех настоятелей, всю его «новейшую» историю.
– Что сегодня вспоминаете как самое важное из своей жизни? – спросила я Веру Васильевну.
– Поклонный крест в деревне Лялино Захаровского района. Там на кладбище у нас есть родовое местечко, муж и сын там похоронены. А на всю деревню – одна разрушенная часовня на кладбище. Хотелось, конечно, её восстановить, но специалисты посмотрели и сказали, что можно только разобрать и построить новую. На службы мы ездили в Захарово, а в Лялине решили поставить крест в 3,5 метра высотой. И настоятель Иоанно-Богословского храма в Захарове отец Виталий Белов, и владыка Марк меня поддержали, благословили. Владыка крест освятил. Народ стал приходить, молиться. Очень хотелось тогда и за часовню взяться, но это было не под силу.
Вскоре в Лялине купила дом москвичка Юлия, риэлтор по профессии. Деревня для неё была чужая, а приняла эту землю женщина всем сердцем. И идею о часовне поддержала. Она обратилась к своим друзьям – актёру Игорю Костолевскому и его жене, француженке, которая за ним не только в Россию приехала, но и Православие приняла. Они все начали нам помогать, вносить крупные суммы. Тут и местные в меру сил стали подключаться. Теперь такая часовня стоит! Слава Богу!
– Что самое сложное в жизни, как думаете?
– Себя найти в жизни. И Бога найти. И быть всегда с Ним. Мне во всём Бог помогал. Я ведь очень много и тяжело болела, три раза тонула, по-настоящему, маленькой ещё. Восемь операций перенесла, даже не ходила какое-то время, а после ковида и перекреститься не могла, но Господь всегда помогал.
Удивительно, но следующий вопрос вызвал у Веры Васильевны некоторое замешательство:
– О чем вы чаще всего Бога просили?
– А я очень мало Его прошу, – ответила она после некоторого раздумья, – зачем? Он про меня всё знает, что мне надо, что полезно. Молюсь много в течение дня – правила читаю, акафисты, всё, что положено. В молитвах есть всё, что нужно человеку, недаром их старцы составляли. А о своём просить не дерзаю, только в самых тяжёлых случаях. Плакала и просила, обращаясь к Пресвятой Богородице, когда остановка сердца у меня была и угрожающая жизни аритмия. Несколько раз ритм срывался. А после молитв восстанавливался.
– Вера Васильевна, что можете пожелать своим и не своим детям и внукам?
– Всё принимать, что есть, всему радоваться. Я живу по принципу: греби, как Ной, но не ной. Что такое уныние, депрессия, даже не представляю. Сейчас такая сложная ситуация, беда – так много молодых депрессиями страдают. Так молодёжь жалко!
– Что радостное вспоминаете?
– Как своё 90-летие праздновала. Днём человек десять гостей приняли, а к вечеру митрополит Марк, монахиня Мелетия и батюшки пришли меня поздравить. Восемь букетов за день мне подарили, два букета – по 25 роз. Никогда в жизни столько цветов у меня не было.
Жизнь у Веры Васильевны очень непростая. Из семьи репрессированных, работала на вредном производстве, мужа и сына похоронила, оба умерли от инфаркта, сколько болезней на её долю выпало, а что такое уныние – не знает. И Бога ни о чём земном просить не привыкла – так Ему доверяет. Не это ли один из рецептов счастья для православного человека? Только как непросто этому научиться...
Ирина МАТВЕЕВА