Почетный настоятель храма святителя Николая Чудотворца в Касимове протоиерей Владимир Правдолюбов – представитель старинной священнической династии, которая почти триста лет служит Церкви Христовой и Отечеству. В его роду одиннадцать святых. Все они пострадали в годы репрессий и прославлены в сонме новомучеников и исповедников Российских.
Отец Владимир – Почетный гражданин города Касимова. Окончил механико-математический факультет Московского государственного университета, затем Ленинградскую духовную семинарию, Московскую духовную академию, стал кандидатом богословия. На протяжении многих лет вел занятия в воскресной школе Касимова, активно содействовал открытию в городе православной общеобразовательной школы, охотно откликался на приглашения выступить перед молодежной аудиторией.
Со своей супругой Ниной Ивановной воспитал двух дочерей и четырех сыновей, из которых трое стали священниками. У батюшки девятнадцать внуков. Среди них три священника, три диакона, две внучки – матушки-попадьи. Подрастают двадцать шесть правнуков. Он отошел ко Господу 23 мая 2021 года.
В этом году протоиерею Владимиру Правдолюбову исполнилось бы 90 лет.

– Отец Владимир, каждый человек приходит к Богу по-своему. Одного Он касается в детстве, другого – в юности, третьего – в зрелых летах. Какой была Ваша первая встреча с Творцом?
– Однажды моего друга по Ленинградской духовной семинарии спросили: «Как вы пришли к Богу?». На что он ответил: «А я от Него никуда не уходил». То же самое могу сказать о себе, но добавлю, что от Бога мы все-таки уходим, совершая грехи. И возвращаемся к Нему через покаяние. Причем не только на исповеди. Должно быть ежедневное и даже ежеминутное раскаяние. Необходимо постоянно отслеживать греховные помыслы, тут же просить у Господа прощения и помощи в этой духовной борьбе.
Я родился в 1931 году в благочестивой семье и был шестым, младшим ребенком. С ранних лет меня воспитывали в православной церковности. Церковнославянский язык я выучил раньше русского. Однако ежедневные домашние молитвы, чтение Священного Писания, богослужения создавали будничное отношение и притупляли возвышенное чувство к религиозной жизни. Так что неофиты по сравнению со мной имеют преимущество – они встречаются с Богом с великой радостью. С одной стороны, я счастлив, что родился в православной семье, а с другой – ощущаю свое несовершенство из-за недостаточной ревности по Богу.
Время было жестокое, велась серьезная борьба с религией. Каждый из моих родных был готов на лишения, страдания и смерть за Христа. В 1935 году, когда мне исполнилось четыре года, моего отца, протоиерея Сергия (будущего священноисповедника), старшего брата Анатолия и дядю иерея Николая, ставшего священномучеником, арестовали и отправили в ссылку на Соловки на пять лет. Мама, Лидия Дмитриевна, воспитала в нас великое уважение к их подвигу, внушала нам, что они страдают за Христа, поэтому мы должны не горевать, а радоваться.
Когда арестовывали старшего брата и его уводили милиционеры, дедушка – протоиерей Анатолий Правдолюбов, прославленный как священномученик, напомнил внуку вдогонку слова из Евангелия от апостола Луки: «Помни, Анатолий! “Возрадуйтеся в той день и взыграйте!”». О том времени Анатолий написал очень интересные «Соловецкие рассказы», в которых не было даже капли осуждения властей. Он рассказывал не столько об ужасах лагерного существования, сколько о событиях внешне незаметных, но духовно значимых для каждого православного человека.
Арестованные чувствовали поддержку Бога и людей тоже. В первые дни пребывания на Соловках отец, брат и дядя расположились на нарах в камере и вдруг услышали: «Кто здесь Правдолюбовы?» Они откликнулись. К ним подошел епископ Аркадий (Остальский), с которым впоследствии завязалась тесная духовная дружба, дал большой огурец из теплицы, где он тогда работал, и сказал: «Поздравляю вас с приездом на соловецкую землю». Несмотря на условия тюрьмы, у заключенных в те годы были возможности для общения, молитвы и даже богослужения.
Тяжелое оказалось время, когда родных отправили на лесоповал. Моего дядю сильно ранило падающее дерево: была раздроблена скула и сдернута кожа с головы. По милости Божией отец Николай выздоровел. В 1940 году освободился и вернулся в Касимов. По просьбе прихожан города Елатьмы три месяца исполнял обязанности псаломщика в местной церкви. После смерти священника никто не решался начать служить и стать его преемником, зная наверняка, что будет вновь арестован и расстрелян. Но храм могли закрыть, и поэтому отец Николай, уступая просьбе прихожан, обратился за советом к своей матери Клавдии Андреевне. Она долго молилась и все-таки благословила сына на служение, а значит, и на смерть. В январе 1941 года его снова арестовали и расстреляли во дворе рязанской тюрьмы.
Вооружившись терпением, смирением и надеждой на Бога, мои родные воспринимали ссылку, тяготы и лишения как великий дар пострадать ради Христа, они старались сохранять спокойствие духа, молитвенный настрой. И я, тогда еще ребенок, видел только светлую сторону этих событий, испытывал восторг от подвига своих близких.
– Стоял ли перед Вами вопрос «Кем быть»? Может, воспитываясь в священнической семье и, более того, в священническом роду, Вы сразу решили, что посвятите свою жизнь служению Богу?
– Я мечтал о священстве с детских лет. Но, повзрослев, понял, что абсолютно не готов к такому серьезному шагу. Видя перед собой замечательные примеры пастырского служения и настоящие духовные высоты, я считал себя недостойным принятия священнического сана. Поэтому после окончания школы поступил на механико-математический факультет Московского государственного университета. Эта специальность была далека от идеологии и не имела отношения к атеистическим идеям. Когда был студентом, я не афишировал свою религиозность, но по-прежнему каждые субботу, воскресенье и праздничные дни ходил в церковь. Побывал во многих столичных храмах и всё искал среди пастырей людей, похожих по своим духовным качествам, нравственным правилам, благочестию на священников из родного Касимова. К сожалению, таких батюшек не нашел. Но оказалось, что хождение по разным храмам укрыло меня от московских наблюдателей за поведением студентов.
После окончания университета я по направлению уехал работать на два года учителем математики в школу Куйбышевской железной дороги в семидесяти километрах от Пензы. В это время я впервые почувствовал, что осиротел: церкви поблизости не было, икон в доме, где меня поселили, тоже не оказалось.
Успеваемость в классах по моим предметам была провальная, так как я ставил ученикам оценки честно и справедливо, кто какие заслужил. Оказалось, что большое количество двоек и троек портило репутацию учебного заведения. Вот почему, отработав положенный срок в школе, я уехал домой. А начальство не стало меня задерживать.
Я вернулся в родной Касимов. Устроился псаломщиком в Никольскую церковь. Там на клиросе пела моя будущая супруга Нина Ивановна, ныне покойная.
В 1956 году произошло событие, сильно повлиявшее на мою дальнейшую жизнь. Я называю себя священником «дулумановского призыва». В газете «Комсомольская правда» вышла статья бывшего преподавателя Саратовской духовной семинарии Евграфа Дулумана, в которой он отрекался от Бога. Потом появились аналогичные публикации некоторых священнослужителей. Я почувствовал, как поднимается новая волна борьбы против Церкви, и решил, что не имею права оставаться в стороне. Передо мной встал вопрос о принятии священнического сана.
Чтобы убедиться в правильности моего стремления, я по совету настоятеля Никольского храма в Касимове протоиерея Михаила Введенского поехал в Троице-Сергиеву лавру на исповедь. Она проходила в нижнем храме под Успенским собором. Войдя внутрь, я прошел к западной стене, где сейчас располагается могила Святейшего Патриарха Алексия I. Там с одной стороны исповедовал седовласый иеромонах с необыкновенно красивым и вдохновенным лицом, а с другой – какой-то старичок в заношенном подряснике. Почему я подошел именно к нему – не знаю: «Батюшка, можно у вас исповедаться?» – «Как тебя зовут? Владимир, что ли?» – «Владимир!» – «Ну, кайся Господу в своих согрешениях!» Только после исповеди я сообразил, что батюшка меня, незнакомца, по имени назвал. Я спросил у него: «Можно ли мне идти в священники?» Он ответил: «Иди, если Бог допустит».
Вступая на священнический путь, я всё время об этом думал: «А допустит ли меня Господь?» В те годы пастырей не хватало, поэтому меня с большой радостью рукоположили во пресвитера в 1957 году. Но я всю жизнь в глубине души ощущал себя не на своем месте, потому что был допущен к священству только по страшной нужде. Это обстоятельство стало для меня очень важным смиряющим фактором.
– В годы Великой Отечественной войны Вы были еще совсем ребенком. Какие воспоминания остались о тех годах?
– Несмотря на общее горе, для нас война стала великим облегчением. До 1941 года мы сильно бедствовали. А поскольку с началом военных действий голодали практически все, власти начали выделять во временное пользование земельные участки. Нам досталось десять соток. Конечно, пришлось попотеть, поднимая лопатой целину. Но зато мы досыта ели картошку и не испытывали чувства голода. Война сплотила народ. Наступило временное избавление от атеистического гнета. Мы очень переживали за наших солдат, горевали, но по-христиански, без отчаяния.
На фронте погибли двое моих братьев – Виктор и Сергей. Третий брат, Анатолий, прошедший до войны ссылки и лагеря, в 1944 году был ранен и стал инвалидом – разрывной пулей ему раздробило кость левой руки на уровне сердца. В 1947 году он стал священником и прослужил в этом сане до своей кончины в 1981 году. Когда замполит спросил его: «Как ты можешь защищать советскую власть, ведь она тебя так обидела?», Анатолий ответил: «Я верю, что всё совершается по воле Божией, в том числе и моя ссылка. Поэтому на Бога я обижаться не могу. Вы – только орудие в Его руках, и на вас я тоже обид не держу. Буду воевать не за страх, а за совесть». Это была общая позиция верующих людей.
Мой отец прошел ссылки, четыре раза был арестован, но не испытывал чувства отторжения к советской власти. Наоборот, ценил ее за добрые дела. Радовался всеобщему образованию, бесплатному здравоохранению, высокой нравственной культуре. В то время разводы вызывали бурю общественного негодования, аборты считались уголовным преступлением. Это было парадоксально – безбожная власть держала на высоте нравственность людей.
Великая Отечественная война показала, что у власти находятся люди, которые заботятся о безопасности государства и о своем народе. Мы с полным усердием молились о руководстве страны и о воинстве. Когда одного старца спросили: «Зачем молиться за атеистическую власть?», он ответил: «Если бы все искренне за нее молились, она бы давно перестала быть безбожной».
– Отец Владимир, расскажите о людях, которых Вы считаете своими духовными наставниками.
– Мне посчастливилось общаться со многими святыми подвижниками. У нас в Касимове жил великий прозорливый старец, иеросхимонах Макарий (Еременко). Он похоронен в Рязани на Скорбященском кладбище. Однажды один батюшка возревновал, что к отцу Макарию народ ходит. Властям нажаловался – и старца из Касимова удалили. Нигде ему не давали места. Тогдашний владыка Николай (Чуфаровский) выхлопотал, чтобы отца Макария поселили у Скорбященской церкви в Рязани, пообещав, что к батюшке народ ходить не будет. Висела табличка на двери, ведущей в его келью: «Посторонним вход воспрещен!». Но мы-то себя посторонними не считали и под эту табличку ныряли.
После смерти отца Макария его духовные дети перешли к духовнику Глинской пустыни схиархимандри¬ту Серафиму (Романцову), канонизированному в 2009 году. Сам он тоже приезжал сюда. Мне говорил: «Касимов – святой город. Держись его, и спасешься».
Вспоминаю отца Петра Чельцова, прославленного в лике святых как исповедника. Он был знаком с нашим семейством с семинарских лет. Практически всю свою жизнь отец Петр был преследуем властью, многие годы ему пришлось провести в заключении, но мы с ним никогда об этом не говорили: думаю, потому, что он воспринимал это как волю Божию, так же, как и наши пострадавшие родные.
Несколько лет в Рязанской епархии служил отец Иоанн (Крестьянкин). В нашем Никольском храме он был настоятелем. Сначала не очень хотел сюда идти, потому что приход этот мощный, много дел. Он боялся, что сил не хватит. Но когда узнал, что если он не пойдет, закроется штат священников, то пошел. Ведь я, когда поступил на службу сюда, был четвертым священником, последним. Потом стал третьим-последним, потом вторым-последним. Грозило, что я останусь первым и последним. От такой беды избавил отец Иоанн наш храм своим согласием у нас служить. Его доброе отношение к людям, искренняя вера были той живой проповедью, которая красноречивее всяких слов.
– Что Вы считаете главным в жизни священнослужителя и какой совет могли бы дать молодым пастырям?
– Первое и самое важное качество, необходимое каждому священнику, который начинает служить у престола Божия, – это благоговение. Священник очень тесно соприкасается со святыней и привыкает к ней, заходит в алтарь, как к себе домой. Этого делать нельзя.
Священник обязательно должен стремиться к духовному росту. Нельзя останавливаться и считать, что ты всё умеешь.
Вероника Милова